Он лишь молча кивнул и вышел из заведения. Сразу как-то легче стало дышать.
Снаружи ждал дилижанс. Беф плюхнулся внутрь и приказал извозчику отправиться в мессаллу. Капли дождя мелко-мелко моросили снаружи. Задумавшись, купец смотрел в окно: мужичок спрятался под козырьком магазина, придерживая обтянутый толстыми верёвками грубый мешок из джута; двое детей: мальчик и девочка босиком прыгали в лужу, а рядом весело гавкала дворняга, лихорадочно махая хвостом.
Картины сменялись одна за другой и вот он уже в голюдском районе. Ровные, чистые улочки и качественная дорога сменились колдобинами и затхлыми мрачноватыми лабиринтами гетто. Розовые и белые здания имели потасканный оттенок, как и всё, что встречалось на пути. Казалось, даже обилие зелени на крышах простеньких домиков не могло сгладить чувство, что тут живут не люди, а существа низшего ранга.
Сейчас на него глазели со всех сторон. С козырьков крыш, свесив светло-зелёные пятки, группами сидела детвора и тыкала в проезжающую карету пальцами, иногда показывая ей неприличные жесты. В небольших беседках, сколоченных из всякого хлама, располагались старики, медленно смакуя жареных улиток — национальное лакомство. Дети собирали их везде и сдавали за копейки торгашам. Некоторые и вовсе имели собственные «фермы» по разведению слизней.
Раковины усеивали землю вокруг собравшихся — потом их подметут женщины или кто-то из младших.
В семьях зеленокожих царил строгий патриархат и уважение к старости. Непослушание воспринималось как подрыв традиций и строго осуждалось голюдским обществом. Единение семей и строгая иерархия позволяли им сообща выживать в сложных условиях. К преступникам в мессалле относились сочувственно и редко выдавали властям. Только если администрация прижмёт старейшин.
Часть ребят сидела на крыльце и лениво дымила дешёвыми сигаретами. Дождь многих загнал под крыши домов, но даже так улицы казались оживлёнными. Виднелись и простые люди — беженцы с соседних деревень. Зеленокожие сдавали им в наём крыши. Пострадавшие располагали там свои палатки и устраивались на ночь.
Проблемы начнутся, когда наступят холода, подумал Беф. Если они не отобьют нападение монстров, то многих постигнет незавидная участь. Мороз и голод толкнут многих на необдуманные поступки. Отчаяние породит всплеск преступности. Последняя станет причиной насилия, но наверху пока мало об этом думали — всех волновало только то, что творится снаружи.
Беф знал, что Гарс Анарика простой мечтатель без толики практики. Он собрался строить здоровое общество, совершенно не покидая дорогих покоев и не зная, какие болезни это общество терзают. Оно ему чуждо. Все его уродства и наросты остаются здесь.
Никакого воодушевления и чувства светлого будущего — лишь цепкая маска скептицизма на лицах взрослых и издевательски нахальные улыбки ребятни. Для них любой чужой — это источник наживы, возможность вкусно покушать.
Тут есть места и похуже, где гнилые козырьки деревянных хибар саботировали солнечные лучи и служили пристанищем отбросов даже этого общества. Помойка, примыкающая к стене, вбирала в себя всех убогих и несчастных этого города. Нищие, инвалиды, изуродованные магией и доживающие свой век спившиеся проститутки.
Однако, туда, он слава Альтэндо, не собирался. Сегодня у него была встреча с Бруно, и он хотел сам навестить негласного начальника по безопасности. Беф понимал, что тот сдал его Аллану не со зла. Даже успел немного остынуть и пораскинуть мозгами, как можно было обернуть эту ситуацию себе на пользу.
У обеих сторон есть, что предложить — один дразнит возможностью отомстить за погибшего друга детства, а второй манипулирует его желанием отыскать мать. В краткосрочной перспективе выигрывал Крижен — потому что у него были сейчас ресурсы прижать под шумок их семью. Но будущее всё равно за Алланом. Нашествие должно когда-нибудь закончиться и все, кто сейчас бесчинствует, получат по шее.
Он решил поставить на тайного инспектора.
Беф не то чтобы недолюбливал аристократов. Факт в том, что они ничего хорошего ему не сделали. Ещё с детства он не понимал этого фанатичного крестьянского угара по королевской семье.
Несмотря на то, что его приёмная мать была родственницей знатного рода — это не дало никаких преференций. Какое-то избирательное благородство получается.
Всего в жизни он добился сам собственным умом и упорством. Аристократы были как большие жирные пиявки, решавшие кому можно развиваться, а кто должен уйти и не отсвечивать. Фаворитизм не лучший двигатель экономики, но Бефальту пришлось с этим смириться и отстёгивать время от времени взятки знатным домам, чтобы выбивать нужные лицензии и разрешения. При этом со стороны знати никаких усилий в поднятии уровня жизни граждан не следовало. Лишь желание набить своё ненасытное брюхо.
Как руководитель довольно приличного торгового дома, он вынужден был пересекаться с высшим светом Ваабиса и других городов на местных балах и увеселительных мероприятиях. Он всегда с собой брал ящик знаменитых сигарет и дорогую выпивку для ненасытных глоток. Отто Зоноф его подбадривал и подсказывал, как вести себя в свете.
Как ни старайся, пока ты не один из них — всегда будет непроницаемый невидимый барьер. Тебя могут уважать, быть благодарными за подарки и вообще восхищаться твоей персоналией, но, как только ты попытаешься войти в их мирок, тебе вежливо, а иногда и не очень, с наслаждением напомнят кто ты. Гург объяснял эту ситуацию отсутствием социальных лифтов.
Беф знал, что рано или поздно получит высшее купечество, но это будет для него потолком. Ведь дальше деньги не слишком решали. Пораскинув мозгами, он понял, что максимально обезопасит семью, только если прорвётся в эту закрытую прослойку элиты.
— Прости, немного задержались с обходом, — Бруно поздоровался с Бефальтом, расположившимся в голюдских покоях после поездки.
— Ничего страшного, я только недавно приехал.
— Отлично, — Бруно хлопнул в ладоши, и в комнату бесшумно вошла жена, недавно угостившая Бефальта вкусным фруктовым чаем. — Сообрази нам покушать.
— Папа, папа! — ворвался мальчуган лет четырёх и попросился на руки. Тот поднял его, поцеловал и сказал, что поговорит с дядей и зайдёт к нему попозже.
Беф только недавно узнал, что у Бруно есть ребёнок и семья — тот не любил распространяться о деталях личной жизни. Пришлось дарить молодожёнам свадебный подарок постфактум.
— Хочешь, чтобы я назначил встречу с Алланом? — переспросил его отец семейства, когда они остались наедине.
Беф объяснил, как лучше связаться с государственным служащим. Нужно, чтобы тот сам его нашёл. Бруно покинул кабинет, окликнул щуплого мальчишку и что-то долго ему объяснял. Тот серьёзно кивнул, бешено вытирая сопли рукавом, и засверкал пятками.
— Оставайся, — сказал капитан отряда, — познакомлю тебя кое с кем интересным.
Беф отказался, сославшись на занятость, и второпях покинул мессаллу. В отличие от сердобольного Микульпа, он не испытывал особой радости, находясь в этом месте. Бруно ещё не до конца прощён. Доверие — слишком хрупкая вещь в дружбе, поэтому сейчас он воспринимал зеленокожего только как подчинённого.
Марк приноровился таскать кристаллы с одного пункта в другой, используя собственное положение. Чтобы сделать это быстрей, он купил лошадь, и это позволило ему перевозить в три раза больше груза в дополнительных тюках.
Его визиты выглядели как проверка. Заходя в заведение, он просил всех демонстративно сплюнуть, чтобы убедиться в отсутствии заражённых. Постояльцы иногда ругались такому чрезмерному вниманию, но у Марка всегда было оправдание — это всё делается для безопасности граждан, и тут ничего не попишешь.
Пока он изображал из себя инспектора, хозяин загружал лошадь кристаллами и подавал сигнал. Марк желал всего доброго и уходил в точку, где этот груз ждали. Там он повторял весь спектакль.
Почему он не раскатывал, аки заправский купец в телеге, собирая сразу со всех точек груз? Ну, по одной простой причине — его могли случайно узнать сослуживцы и спросить, что это он делает? Отвертеться можно, но случись что, подозрения тут же бы пали на него. Для проверок телега не нужна, а вот конь не вызывал подозрений.