Приходилось ковать железо пока горячо. Никак этого не планировал. В голове крутились мысли: «Что дальше? По какому сценарию действовать?»

— Вы православный христианин?

— Крещён по Константинопольскому обряду.

— Ну, ништо. Хоть и униаты, а братья во Христе. А молишься как? — Не отставал поп.

— Отче наш, иже еси…

— Гляди кось! По нашим канонам! — Обратился он к стоящему у него за спиной боярину. — Чудно! Ты чьих будешь?

— Потом, отче. Дай посольское дело сделать.

Поп перекрестился сам, перекрестил меня и отошёл в сторону.

Ко мне шагнул боярин. Его лицо выражало испуг и смятение. Видимо и его шаблон треснул вдоль и поперёк, и он не знал, что сейчас делать.

— Рады приветствовать в вашем лице, святейший герцог, на земле Русской короля Англии Генриха Восьмого Тюдора. Прошу следовать за нами.

Он развернулся и, чинно ступая, двинулся к воротам по дорожке, только что посыпанной травой. Оглянувшись при входе в ворота назад, я увидел, как траву очень шустро в мешки собирают горожане.

Обтерев, по примеру боярина, о траву сапоги, и одновременно поклонившись иконе Николы Угодника, мы вошли в Кремль.

Прошагав ещё четыреста двадцать шагов, мы прошли ещё одни ворота, а за ними увидели двухэтажные палаты.

— Ваша охрана останется здесь.

— Она останется здесь, но двое с дарами пройдут со мной.

— Да.

— Stay here. You can rest now. Do not kill or maim anyone. Until I come. (Останьтесь здесь. Можете отдыхать. Не убивайте и не калечьте никого. Пока я не приду.).

— Что вы им сказали?

— Я сказал, чтобы они никого не убивали, пока я не приду.

Боярин качнул головой и пошёл к высокому крыльцу с крышей, лежащей на четырёх пузатеньких колоннах. Перед ним распахнулись тяжёлые высокие двустворчатые двери, но он отступил влево и, согнувшись в поклоне, показал левой рукой мне на вход. Мы с Санчесом вошли.

Сразу за дверями был большой зал. Слева и справа от входа на скамьях сидели мужики в шубах и высоких меховых шапках. Было душно. Прямо передо мной у стены стоял, как я понял, трон. Небольшое такое, деревянное креслице на постаменте. В нем сидел царь Василий Иванович Третий. Я шагнул от двери на два шага вперёд и остановился.

Справа и слева в дальних углах сидели два писаря. Рядом с правым стоял дьяк-распорядитель. Он подошёл к нам, и Санчес передал ему верительную грамоту.

Дьяк раскрыв её прочитал и объявил:

— Посол короля Англии Генриха Восьмого Тюдора, герцог Педро Диаш.

Я стоял прямо, не кланяясь и не двигаясь вперёд.

Царь смотрел на меня, а я на него.

С обеих сторон раздался сначала недовольный шёпот, а потом гул.

Я стоял не двигаясь, гордо выпрямив тело и не снимая церемониальный шлем с плюмажем.

Царь гордо вскинул голову с короной и, облокотясь на подлокотники, поднялся с трона.

Я снял шлем и положил его на левый локоть.

Царь шагнул на одну ступеньку вниз.

Я шагнул на один шаг вперёд.

Так мы и шагали, постепенно сближаясь.

Когда до Василия Третьего осталось две вытянутые руки я, склонив голову, протянул ему послание короля.

Царь посмотрел на болтающуюся на нитках сургучную печать коричневого цвета, усмехнулся и взял свиток.

Дело в том, что по традиции орды красным сургучом скрепляли, так называемые, «жалованные» грамоты, то есть, грамоты, посланные ханом вассалам.

Россия, как вновь образованное государство, находящееся между востоком и западом, для престижа вынуждена была смешать разные дипломатические традиции. Инструкторы Ордена об этом знали. Я был первым послом Англии в России.

Отношение к послам было разное. Шведов вообще к царю не пускали, ибо, предки шведских королей «животиною торговали». Литовцев постоянно унижали, а те хамили и пытались едва ли не на санях подъехать к царским палатам.

Сложные отношения у России были с послами соседних государств, но как вести себя с Англией московиты, видимо, не знали. Да и прибыл я не по регламенту, без уведомления и предварительной переписки.

Царь взял письмо и стал читать. Брови его поползли вверх. Письмо было написано на двух языках. На английском и русском.

— Ваш король оказал мне честь, назвав Императором всея Руси. Царём и Императором и заверяет нас в своём к нам братском чувстве. Он пишет, что готов наладить торговлю. Просит выслушать вас.

Царь посмотрел мне в глаза. Я посмотрел ему в глаза, сделал знак Санчесу отведённой за спину рукой и сказал:

— Посольские дары внести.

Санчес развернулся к двери, но двери распахнулись сами. Санчес махнул рукой слугам, и индейцы внесли сундук, к которому подошёл распорядитель и два кирасира.

Сверив печати на сундуке с печатью на моей грамоте, они надрезали одну верёвку, вскрыли сундук и поднесли его к нам открытым.

Царь Василий мельком глянул в сундук и спросил меня:

— Знаешь, что там?

— Знаю, Царь и Император Всея Руси.

Василий удовлетворённо хмыкнул. Послов, не титуловавших его царём, порой гнали палками.

— Что?

— Пять тысяч английских золотых соверенов, пряностей на двадцать тысяч, серебряная посуда английских мастеров и два кинжала с каменьями.

— Щедрые дары. А в иных повозках что?

— Серебро в слитках и пряности.

— Так ты посол, или купец?

Сзади послышались смешки.

— То не мой товар. Купца вам привёз.

— Серебро и пряности, — то добре, — сказал царь. — А о чём говорить будешь?

— На словах король Англии Генрих Восьмой Тюдор просил разрешить своим товаром торговать не в Новгороде, а в Москве, а для закупа шкур и иной рухляди просит разрешить поставить торговые дома по рекам: Двина и Мезень. Ещё, Великий Князь и Царь Всея Руси, король дозволяет торговлю твоим купцам во всех портах Англии и наши корабли готовы принять ваши корабли в свои торговые конвои.

Бояре загудели одобрительно.

Царь вернулся на трон. Я вернулся к двери и надел шлем.

— Мы обдумаем предложения короля Англии. Можете быть свободны, посол.

Я развернулся кругом и вышел.

Глава 22

В посольском дворе мы просидели пять дней безвылазно. Находясь под постоянной охраной приставов, мы не имели права выхода в город и забавляли себя играми и тренировками. Во дворе имелись площадки для «городков», кегельная дорожка, и песчаный квадрат для игры в шары.

Патагонцы развлекались в «конный бой». Один гигант садился на плечи другому и атаковал двух других таких же, пытаясь уронить «всадника» наземь. И таких «всадников» было четыре пары. Когда «конструкция» заваливалась, казалось, что падает пизанская башня.

Но патагонцы о землю не бились, а ловко соскакивали с плеч «коня».

То есть, мы не особенно скучали.

На шестые сутки нас посетил встречавший наше посольство священник, оказавшийся митрополитом Московским Даниилом.

— «Ничего себе», — подумал я, когда он назвал себя. Хотел, ради приличия, спросить о причине его прихода, но побоялся услышать проповедь и промолчал.

Даниил отошёл в сторону и заговорил.

— Меня удивили слова ваши, сын мой. Много ли таких как ты в Англии?

— Не знаю. Я недавно стал подданным Английского короля. Я был подданным короля Португалии.

— Так просто? У вас так можно?

— А у вас? Мало ли ваших князей и бояр служили, то ляхам, то османам, а потом служат Московскому Царю?

— Есть такие! Да! — Рассмеялся митрополит. — Но как тебе удалось веру сохранить?

— Веру я не сохранил, отче. Батюшка крестил меня по Римскому обряду и причащаюсь я по нему же. Нет там других храмов, но дома мы молились по правым канонам, как батюшка говорил.

— Но почему? — Спросил Даниил.

— И отец, и дед, помню его, православными были. Из князей Рязанских мы. Прадед воеводой в Рязани был. Шиловский наш род.

Я замолчал, опасаясь увязнуть в деталях. Да и ни к чему митрополиту знать мою родословную. Реальную, кстати, родословную.

— Понятно, — сказал он. — А перекреститься не желаешь?