— Согласен, ваше величество! Только, что потом делать с протестантами? Ведь они взбунтуются, когда поймут, что их обманули?

Это он обратился уже ко мне.

— Да! — Поддержал его король, останавливаясь напротив меня. — Что делать?

Глава 3

— Что делать? — Усмехнулся я. — Переговоры с Папой вести тайно и после получения его согласия на развод, всех реформаторов пустить… под нож. Всех поголовно. Но о вашей афере никто не должен знать. Приблизьте к себе самого рьяного реформатора. Его, кажется, зовут Томас Кромвель.

— Секретарь кардинала Уолси — реформатор?

— Как и сам Уолси, который ради собственного обогащения закрывает монастыри и строит такие дворцы, как этот.

Я обвёл комнату руками.

— Это вам тоже ваши негоцианты рассказали?

— Об этом, кто только не говорит. Уолси не скрывает своих аппетитов. А кто, здравомыслящий и находящийся при деньгах, не ворует? — Спросил я и рассмеялся.

Генрих, сначала напрягшийся, когда я заговорил о кардинале-канцлере, сейчас тоже рассмеялся.

— Слушай, Томас, а не сделать ли Питера лордом-великим камергером? Ты же не расстроишься?

— Мне? Расстраиваться? С чего бы?

— Ну, ты ведь потихоньку подбирал эти функции под себя.

— Сир, я подбирал, как вы выразились, «эти функции», потому что Джон де Вер устранился от своих обязанностей по управлению вашим хозяйством. Система управления королевским двором едва не рухнула. А потом он возьми да умри в двадцать шесть лет.

— Да-а-а… Я официально приказал ему умерить охоту, меньше есть и пить, отказаться от ночных кутежей и быть менее экстравагантным в одежде, но где там?

— Но, сир… Эта должность наследственная и не расстроится ли Джон де Вер Пятнадцатый его двоюродный брат?

— Он пока тяжело болен, а управлять моим двором, действительно, некому.

— Не добьёт ли его известие о том, что его должность передана другому?

— Всё в руках Божьих. А сэр Питер со своей семьёй переедет во дворец. Правда, здорово я придумал! — Сказал он, потирая ладони.

— Но, сир… Я хотел бы сразу… э-э-э… Определиться с моей позицией, как отца. Я хотел бы понять. Мы ведь говорим не о наложничестве, а о замужестве, да?

— Да, Питер, да. Не волнуйтесь. Наложниц и любовниц у меня было много и будет много. Мне нужна жена и рождённый ею наследник. Она… Ваша дочь… Необычная. Она выше всех моих придворных. И когда у нас родится сын, он будет такой же, высокий, как и вы, и умный, как я! Ведь наследуются качества отца и деда по матери, как говорили наши предки. Так говорила мне моя мать. Наши дети будут великанами. Это, как в коневодстве.

Генрих показал на удовлетворённо гарцующих по двору кобылу и жеребца.

— Ведь мы скрещиваем породистых лошадей? Так и здесь.

— Позвольте спросить, сир, про Болейн?

Генрих удивлённо посмотрел на меня.

— Спрашивайте.

— А почему вы выбрали Анну? Ведь не по любви, же?

— Любовь? Что за вздор? Она умная, как и её отец. Она не отдалась мне сразу, как другие. Это говорит о характере.

— Скверный у неё характер, — добавил Томас Говард едва слышно. — И развратный.

— Ха-ха, — хохотнул Генрих. — Он её не любит. Говорит, что она французская лазутчица и садомистка. А где взять при дворе иную? Если они уже с малолетства лезут ко всем в панталоны? Ваша же дочь другая?

— Другая, да. У вас будет время её узнать. Она хорошо стреляет из лука и арбалета, фехтует на чём угодно, плавает, как рыба. И она весёлая. Я это больше всего ценю в людях, а особенно в женщинах.

— По вам, любезный Питер, не скажешь, что вы весёлый. А в разговоре проскальзывает.

— Она, к стати, не хуже меня играет на клавесине, и может вас обучать.

— Питер, вы прелесть.

Должность Лорда Великого Камергера передавалась по наследству аж с 1133–го года, когда король Генри Первый передал её вместе с титулом графа Оксфорда семье Обри де Вере, которые держали её до нынешнего 1526-го года, в котором наследование прервалось по причине, как уже говорилось выше, скоропостижной смерти лорда и отсутствия у него наследников, кроме престарелых тётушек.

Графство унаследовал дальний родственник. Тогда король Генрих Восьмой объявил, что эта должность принадлежит короне. Как сказал мне Говард, король рассчитывал продать должность за хорошие деньги и лишить должность права передачи её по наследству.

Мне она обошлась даром. К должности прилагался годовой пенсион в размере тысячи фунтов и обязанности по руководству деятельностью подразделений королевского двора. На мне лежала ответственность за доступ в королевские покои и организация важнейших церемоний: свадьбы, крестины, похороны членов королевской фамилии, коронации монархов, кои в ближайшее время не ожидались.

Функции дворца находились под управлением «простого» лорд камергера. Покои короля, где он проводил почти всё своё время, имели прямой выход в три помещения: покои моей семьи, покои кардинала Уолси и гардероб.

Гардероб был комнатой охраны и вещевым хранилищем. Он занимал громадную площадь и состоял из кучи помещений, некоторые из них имели двери в наши с Уолси покои.

Я потратил несколько дней, пока разобрался в этом лабиринте, и пришёл к выводу, что Уолси строил этот дворец с умыслом подглядывания и подслушивания.

Санчес и Мигель, выполняющие функции: один охраны, а другой разведки, обнаружили в гардеробе тайные помещения со слуховыми трубами, ведущими в разные помещения королевских покоев. Доступ в эти, довольно просторные комнаты, имелся только со стороны покоев Уолси.

Кардинал находился в Риме и мои ребята переоборудовали несколько смежных помещений с целью наблюдения за подслушивающими.

Уолси надо было убирать. Слишком много у Англии было проблем из-за него. Как я понимал, он брал деньги у всех, кто давал, а обещанного не исполнял. Его внешняя политика должна была привести Англию к изоляции и гражданской войне.

Меня насторожило то, что одна из слуховых труб вела в помещение, где заседал королевский комитет Тайного Совета, в который входил и сам Уолси. Если он (Уолси) будет находиться на Совете, кто же должен слушать?

В комнате стояло несколько письменных столов с письменными принадлежностями.

С целью не быть потом обвинённым в том, что это я всё оборудовал, я сразу доложил о находке королю. Генрих с интересом послушал о чём говорят секретари королевской палаты, переписывающие бумаги в помещении Совета, и хмыкнул.

— Ну, Уолси! Сукин сын!

— Вот эта труба ведёт в ваши личные покои, сир.

Король покачал головой.

— Чем, чёрт, он здесь занимался? Подслушивал, как я управляюсь со шлюхами?

— Не думаю, сир, что он получал от подслушивания эротическое удовлетворение. Зачем ему? Ведь у него есть женщина и даже двое детей. И он, надо отдать ему должное, не скрывает это.

— Значит, — это политика. Мне доносили, что он находится на содержании франков, но я не верил. И ведь он ведёт записи. Вероятно, здесь замешан и его секретарь Томас Кромвель. Вы говорите, что подвели сюда трубу и мы узнаем, если нас подслушивают?

— Да, Ваше Величество.

— Отлично! Как только возвратиться Уолси, созываем мой тайный совет.

— Томас, это ваша гвардия охраняет королевские палаты? — Спросил я.

— Моя, Питер.

— Вы позволите мне заменить их на моих?

— На ваших? Индейцев?

— На патагонцев. Во-первых, — они не понимают нашу речь, поэтому их не возможно подкупить и они не передадут наши разговоры. Поэтому их можно ставить охранять королевские покои внутри. Во-вторых, — они сильны и бесстрашны. В третьих — у них нет претензий к королевскому двору. В четвёртых, — им без разницы, кого убивать. В пятых, — они меня не могут предать физически, а значит и Короля.

— Убедительно. Генрих согласен?

— Король в восторге. Таких гвардейцев нет ни у кого больше.

— А ливреи? У нас таких размеров нет.